– Я согласен, – ответил Виктор.

– Тогда иди принимай машину!

– Не надо! – прохрипел из последних сил Святой. – Генерал, не делай этого. Я знаю, тебе плевать на честь мундира и всякое остальное. Но ведь есть что-то в этой жизни, что нельзя продать?!

– Нет! – усмехнулся Банников. – Все в жизни продается и покупается.

– А вот, кажется, и они! – заметил капитан, увидев несколько черных точек на горизонте, движущихся по направлению к «Соколу». – Давай, Новиков, полезай в кабину!

При этих словах Банников вздрогнул, словно порезавшись бритвой, но Виктор уже вышел в коридор.

– Как ты его назвал? – переспросил генерал.

– Новиков.

Капитан, не отрываясь, следил в бинокль за тремя корейскими «КА-25».

– Тоже наши вертолеты, правда, классом пониже…

На Петра Михайловича страшно было смотреть. Он вскочил, потом снова сел, опять вскочил. На его щеках высыпали багровые пятна, отчего лицо его стало похоже на стратегическую карту Генерального штаба.

– Останови его! – завопил бывший генерал. – Останови его, пока не поздно!

Святой не терял времени. Освободившись от веревок, он двинул Банникова в челюсть, отчего тот свалился вместе со стулом на пол.

– Черт! – только и успел крикнуть капитан сухогруза, обернувшись на шум.

Святой запустил в него стулом. Капитан на секунду замешкался и оступился.

Банников вскочил быстрее, чем предполагал Святой. Генерал бросился на Дмитрия молча, с перекошенным от ненависти ртом. У Святого был нож, но он не успел им воспользоваться.

Святой еще не пришел в себя от побоев. Обычно послушное тело налилось свинцовой тяжестью, стало чужим и неповоротливым.

Однако ответный удар получился что надо. Святой крепко схватил правую руку генерала и, не выпуская ее, провел короткий левый выпад в солнечное сплетение. Банников тут же обмяк, как воздушный шар, из которого выпустили воздух.

Сзади на Святого прыгнул капитан и стал душить. Дмитрий легко перебросил его через плечо. Тот вскрикнул и приземлился на четвереньки рядом с входной дверью. Банников завис в двух шагах от него, согнувшись пополам и глотая воздух широко открытым ртом.

Внезапно в дверях возник знакомый Святому по встрече возле радиорубки верзила в красной шапочке. Дмитрий нагнулся за ножом. Оружие несчастного Шуры пришлось очень кстати, потому что матрос держал в руках дробовик.

Нож попал прямо в горло. Шапочка слетела с головы матроса. Он издал короткий, похожий на жалобное блеяние звук. Кровь брызнула из перерезанной артерии, и верзила распластался у порога.

Святой поднял дробовик и направил на Банникова.

– Все еще считаешь, что я не смогу вам помешать? – спросил он.

– Меньше чем через полчаса здесь будут корейские сторожевики!

Генерал кивнул в сторону моря.

– Ты столько не проживешь, – заметил Святой.

– Брось ствол! – тихо сказал капитан. В руке у него был «макаров».

Святой обернулся на голос и выстрелил. Капитана отбросило в противоположный угол. Он медленно оседал вниз по стене, оставляя за собой широкую кровавую полосу.

– Идем! – приказал Святой.

– Что ты собираешься делать? – поинтересовался генерал.

– Мы спустимся в радиорубку, и ты убедишь своих корейских друзей вернуться.

– И не подумаю.

Ствол дробовика уперся генералу в переносицу.

– Придется.

Вдруг из-за штурманской будки выскочил матрос, высоко над головой он держал пожарный топор. Святой нажал на курок. Раздался глухой хлопок, и лицо нападавшего превратилось в кровавое месиво.

– Вперед! – приказал бывший спецназовец. Оружие опять смотрело в сторону Банникова. Отставной генерал не шелохнулся.

– Я сказал: вперед! – повторил Святой.

– С какой стати?

– Я тебя все равно пристрелю. Так что выбирай, когда: раньше или позже.

– Стреляй! – согласился Банников. – Только, похоже, ничего у тебя не выйдет. Оружие ведь надо иногда перезаряжать.

В это мгновение ударила автоматная очередь. Долговязый матрос палил из «калашникова».

– Убей его! – закричал Банников.

Отбросив в сторону ставший ненужным дробовик, Святой побежал. Пули вгрызались в палубу в нескольких сантиметрах от него, смертоносным шлейфом вычерчивая путь отступления. Он бежал, как спортсмен на стометровке, и судорожно искал взглядом спасительное укрытие.

– Размажь эту падлу! – визжал Банников, захлебываясь собственной слюной. – Убей его!

Вслед за первым матросом появился второй, теперь они соревновались в стрельбе по движущейся мишени.

Внезапно над палубой сухогруза пронеслась хищная тень. Вертолет на мгновение завис над «Соколом» и вдруг, развернувшись, дал длинную очередь вдоль борта судна. Словно метелица закружились над палубой щепки и куски брезента от спасательных ботов. Но Новиков еще только пристреливался.

Страшная – с вытянутым свиным рылом и бородавкой локационной станции над кабиной – машина на самом деле оказалась ручной и послушной каждому движению пилота. Виктор положил ее чуть влево.

– Сейчас, Святой, – шептали пересохшие от напряжения губы. – Потерпи, не гони меня.

Из пушечного контейнера на внешней подвеске в унисон рявкнули два ствола и вдруг затараторили без умолку, отбивая смертельную чечетку. Им вторили пушки с противоположного крыла.

Огненный шквал захлестнул судно, выворачивая наизнанку все, что попадалось ему на пути. Мелкокалиберные снаряды вырывали куски металла с непостижимой даже для видавшего виды Новикова легкостью. Словно выпущенный на свободу джинн, вертолет мстил за свое заточение. Винты лопастей с ревом рассекали воздух, очерчивая в небе нечто похожее на петлю удавки. Тридцатимиллиметровые пушки «2А-42» с боекомплектом почти в пятьсот бронебойных снарядов служили Виктору карающей дланью.

Медленно скользя над сухогрузом, он выжигал путь на палубе «Сокола», вплетая в бисер пушечных уколов надрывистый лай бортового пулемета. Всякий, на кого ложилась тяжелая свинцовая печать, валился замертво.

Святой успел заметить, как рухнула подсеченная под корень антенная мачта, похоронив под собой долговязого матроса. Следом полетели клочья кожухов вентиляторов.

– Остановись! – кричал Святой, тщетно пытаясь вернуть Новикова. – Там мина!

Мина должна была стать их с Колей прощальным сюрпризом для бывшего генерала. Отсюда и спокойствие, с которым Святой ждал своей участи в каюте у Банникова. «Черная акула» все равно не досталась бы генералу.

Но Виктора охватил азарт. Сладкое, ни с чем не сравнимое чувство мести на мгновение заглушило душевную боль. Он и сам уже не знал, за кого мстил: за себя, за оставшегося лежать на дне трюма Серегина или, может быть, за тех парней, что погибли и кому еще суждено было погибнуть в бесконечных больших и малых войнах жестокосердной Родины. Новиков до боли в пальцах нажимал на кнопку пуска, а видел перед собой багровые от заходящего солнца долины Афганистана и слышал затихающий рокот автоматной пальбы на неприступных перевалах.